Фотограф Евгений Фельдман запустил кампанию по сбору средств на издание четвертого выпуска журнала «Свой» — на сей раз он целиком посвящен фотографиям Игоря Мухина, сделанным в 1990-е годы. Начиная с середины 1980‑х Мухин точно и емко фиксировал сначала советскую, а потом и российскую современность — от героев контркультуры (именно Мухин снял самые известные портреты Виктора Цоя и Бориса Гребенщикова) до повседневной жизни больших городов. В выпуск журнала «Свой» вошли как бытовые фотографии Мухина, сделанные в 1990‑х, так и портреты знаменитостей, которые фотограф снимал для только появившихся в России глянцевых изданий. «Медуза» публикует некоторые из этих портретов — а сам Мухин вспоминает, как снимал Пригова, Лебедя, Мамонова, Бодрова и других.
Алла Пугачева
певица
В 1990 году ко мне обратился Артемий Троицкий — к тому моменту его книга «Рок в СССР» уже вышла с моей обложкой на трех языках и меня запомнили. Просьба была такая: для некоего американского журнала — не помню названия — снять обложку с Пугачевой и несколько ее фотографий на разворот. Причем это должна была быть цветная пленка и фотографии должны были забрать на следующий день — а где в СССР за день проявить цветную пленку, я не знал. В итоге я снял еще для себя две черно-белые пленки — и они у меня остались.
В начале 1980-х я бывал на концертах Пугачевой. У меня не было мнения о ней как у обывателя — я ходил туда с фотоаппаратом и видел, какую энергию она дает зрителям и сколько платьев меняет, потому что они мокрые. Плюс потом я работал рядом с ее квартирой — и в обед мы ходили посмотреть на большую толпу поклонников, собиравшихся у дома.
Но, конечно, самому оказаться уже не среди поклонников, а в квартире на Тверской улице — это совсем другой опыт. Причем обычно фотографа встречают как сантехника — не напачкал бы и ботинки бы снял. А здесь меня накормили обедом, супом и пельменями ручной работы, которые для меня и приготовили. Обычно такого не бывает. Тексты тоже звучали довольно интересные.
Фотографу всегда хочется поделиться чем-то своим — и я взял с собой к Пугачевой небольшое портфолио. Ей очень понравилась фотография витрины, закрашенной мелом, на которой кто-то нарисовал пальцем некий абстрактный узор. И мы поменялись — она мне подарила свой автопортрет в лифте. Сейчас это бы назвали селфи: она стоит в Нью-Йорке в лифте небоскреба, на каком-то 110-м этаже.
Помню, она начала говорить, что только за границей может чувствовать себя человеком и спокойно ходить по улицам. И тогда я и придумал ход — решил, так сказать, показать ей город, чтобы она увидела москвичей. Сказал — давайте прогуляемся по Москве? Приехал какой-то красный «мерседес» — для 1990 года это, думаю, было впечатляющей картиной. Мы просто подъезжали к остановкам троллейбуса, на каждой из которых стояло по 25 человек, — и Пугачева с этой толпой смешивалась, а я снимал ее на фоне ошарашенных москвичей. Причем они скорее смотрели на красную блестящую машину — и, возможно, даже не понимали, кто из нее вышел.
Дмитрий Пригов
поэт, художник
Фотография сделана на открытии какой-то выставки в середине 1990-х в парке «Кусково», на вернисаже. С ходу даже не вспомню — возможно, это снималось для каталога Марата Гельмана, а может быть, человек просто присутствовал и согласился попозировать. Пригов для меня тогда был скорее героем андеграунда, чем поэтом, потому что на тот момент, по-моему, никаких книжек его особенно не выходило, кроме какого-то самиздата. Ну и друзья иногда большие стихотворения вслух зачитывали. Кажется, больше мы с ним никогда не контактировали.
Александр Лебедь
политик
В 1980-х я снял несколько портретов — скорее для себя. Но они широко разошлись, и благодаря им в 1990-х начали появляться коммерческие заказы: для каталогов, для журналов, которые тогда стали возникать и которым был нужен какой-то независимый портретист.
Про Лебедя помню, что была возможность поприсутствовать около него — и поснимать. Для меня он был просто одним из персонажей — ну представьте, что вам нужно сфотографировать сто человек? Существует множество его фотографий в военной форме, а тут появилась возможность снять штатского Лебедя в ожидании чего-то. Я доволен результатом.
Петр Мамонов и Алексей Бортничук
музыканты
В 1980-х у меня получилось удачно снять Олега Гаркушу [из группы «Аукцыон»] на улице Ольминского — эта фотография массово разошлась и на Западе, и здесь. И был вопрос к самому себе, можно ли повторить этот успех? Мне казалось, что Петр Мамонов — персонаж, с которым это могло бы получиться.
В середине 1980-х я попал сначала на его квартирники, а потом на выступления «Звуков Му» в каких-то ДК — и это был шок. То есть ты видишь просто безумие — и понимаешь, что ни раньше такого не видел, ни потом, возможно, не увидишь. Все это есть в каких-то видеороликах — какой-то внезапный оскал, слюна течет, работа с мимикой, движения… Это вызывало огромное уважение — непонятно было, как он это делает. Причем я же был уставший — я с конца 1970-х много ходил в театры, мне было с чем сравнить: я видел, как играют Калягин, Миронов, Папанов, Табаков. Но даже на этом фоне Мамонов был чем-то вообще невероятным.
Тогда, году в 1989-м, мы договорились — и я приехал к нему в Черемушки, чтобы сфотографировать его в городе. Но он отказался позировать с какой-то эмоцией. Я был жутко недоволен результатом — потому что Гаркуши не получилось. Хотя когда смотришь фотографии 30 лет спустя, они все довольно энергичные — но тогда я был очень разочарован.
Тем не менее оказалось, что меня запомнили. Когда проект «Звуки Му» закончился и появился проект «Мамонов и Алексей», Петр перезвонил и рассказал историю: у него был большой концерт в Лондоне, а после этого — фотосессия в студии у какого-то великого фотографа. Целый день снимали, и ничего не получилось: белая студия, никаких эмоций не возникает. «Ты же хотел меня в городе снять? Давай это сделаем — жизнь города будет на лице отражаться». Но тут уже я был немного напуган — и поэтому выбрал какие-то безлюдные места в районе Цветного бульвара. По-моему, мы снимали на крыше дома, где жили родители Мамонова.
Владимир Сорокин
писатель
В начале 1990-х появились первые глянцевые журналы — и обратились ко мне, возможно через галерею Ирины Меглинской «Школа». Платили 10 долларов — огромные деньги по тем временам. У меня был выбор — философ Подорога или Владимир Сорокин. Я выбрал Сорокина: было интересно посетить квартиру известного подпольного писателя — и не нашел понимания в редакции, отказавшись от съемки философа. Квартира была где-то на юго-западе Москвы.
Это был 1992 год — я не знаю, выходили ли на тот момент его книги вообще здесь. Я знал, что такой художник и писатель существует, но не уверен, что можно было протянуть руку и прочитать его роман. Скорее работал миф, ореол. Вот люди Пелевина не любят и не читали — но знают, что есть такой персонаж странный. Тут то же самое примерно.
А потом жизнь вдруг подарила следующие съемки — совместную работу над фильмом «Москва» Зельдовича, где Сорокин был автором сценария. Чуть позже появился фильм «Мишень», были совместные поездки с Сорокиным на Алтай. Да и даже совсем недавно в Грузии мы пересеклись.
Сергей Бодров
актер, режиссер, журналист
В 1997 году запустилась российская версия французского журнала «Премьер», ее редакция была в Театре эстрады. И его молодая команда заказала мне сделать портрет Бодрова. Мне запомнилось, что интервью длилось два с половиной часа — после чего артист сказал, что на съемку у него есть три минуты. Мне это показалось несправедливым.
В помещении, где проходило интервью, было грязно — это было какое-то здание на Пушкинской площади, которое сейчас уже снесли. Я попросил его выйти на улицу — и заманил в подземный переход. Фотография оттуда и попала в журнал. «Брат» тогда, кажется, еще не вышел — а если бы и вышел, не знаю, где бы я мог его видеть. Я не помню, был ли у нас дома телевизор и были ли в Москве кинотеатры. Для меня Бодров был человеком из программы «Взгляд», который раз в неделю имел два-три часа эфира — и этот эфир смотрела вся страна.
Записал Александр Горбачев
Свежие комментарии